Римас Владимирович Туминас, литовец родом из СССР, считается лучшим театральным режиссером русской классики. Туминас умер в начале марта этого года, но едва ли скоро найдется художник, который так хорошо понимал бы русскую культуру.
Так же точно, умно, метафорично, с той же нежностью, иронией и любовью он мог ставить Пушкина, Толстого, Чехова, Гоголя, Лермонтова, как это делал худрук Театра имени Евгения Вахтангова. Бывший. По российской традиции худруков такого масштаба делает бывшими только смерть. Но Туминаса уволили. Два года назад, когда все началось… или, наоборот, кончилось. Это как посмотреть. За 15 лет руководства Туминас возвратил Театру Вахтангова славу, которую театр было подрастерял, возродил «вахтанговскую манеру» и золотой фонд театра. И вот стал не нужен, несовместим, избыточен. 1 марта 2022-го он уехал в Литву, в отпуск по состоянию здоровья (десять лет Римас Туминас был болен раком, жил с одним легким), а через три месяца уволен и тут же лишен премии правительства РФ, которой его одарили «за значительный вклад в развитие культуры». Премию отнять можно, конечно, а вклад не сотрешь. Искусство вечно.
Человек с чемоданом
В 2014-м, полном предчувствий, Туминас восстановил на вахтанговской сцене свой давний спектакль «Улыбнись нам, Господи» по романам Григория Кановича – культовую постановку, полную любви и сострадания. Это притча о странствии трех поживших евреев из литовского местечка в столичный город Вильно, чтобы узнать о судьбе сына одного из них. В этой постановке нет никакой колкой злободневности. Игры в «актуальность» Туминас считал вульгарными и пошлыми. «Художник не должен видеть сегодняшнего дня», – говорил он. В спектаклях Туминаса грань между жизнью и бытием тонка и почти неразличима. И дорога – не дорога, а путь. И телега с нажитым скарбом из чемоданов и сундуков – не телега, а корабль в море испытаний. Да и ездоки где-то в пути разминулись сами с собой и стали почти библейскими героями. Они на своем пути увидят разных людей, пока не повстречаются с дезинфекторами, зачищающими «пархатых». Но к финалу еврейская тема уже давно переросла в общечеловеческую: «пархатым» у нас, понятно, может стать каждый.
Туминас все это знал много-много лет назад. И потому, вероятно, во многих его спектаклях был человек с чемоданом, а сцена превращалась в огромное, безграничное пространство, как будто это был открытый космос, а не театр посреди тесного Арбата. В каком-то небытовом смысле Туминас сам был таким вечным путником, которого в конце концов «зачистили» обе его родины – и Литва, и Россия. У нас его на всякий случай объявили русофобом (очевидно, те, кто вообще не видел его спектаклей), а там отобрали основанный им Малый театр Вильнюса (просто за то, что посмел жить и творить в России). Два последних года жизни великий театральный режиссер Римас Туминас был изгнанником, но последним его спектаклем стала русская «Анна Каренина», кочующая теперь по миру с неизменным триумфом.
Война и мир
В России последней постановкой стала «Война и мир». Пять часов – затаив дыхание. «Я многого не сделал», – говорил Туминас после премьеры, зная, конечно, что «Война и мир» будет его прощальным спектаклем. «Может, надо было делать свой театр… Реформу, – говорил. – Резко, безжалостно. Может быть…» Но уважение Римаса Туминаса к традициям русского репертуарного театра было слишком велико. Как и любовь к актерам Вахтанговского театра, в котором он именно для возрастных звезд – Ланового, Этуша, Яковлева, Юлии Борисовой, Людмилы Максаковой, Ирины Купченко – поставил «Пристань». Высшая форма уважения режиссера к легендам сцены – дать им возможность играть столько, сколько могут. В Театре Вахтангова Туминаса любят и чтят, хотя в битвы с ура-критиками, пытающимися наковырять в видении режиссера что-то «неуважительное» – исказил, мол, Пушкина, няня не такая, Татьяна Ларина сякая, – не ввязываются.
«Феномен русской культуры»
Римас Владимирович Туминас родился 20 января 1952 года в литовском городе Кельме. По документам Туминас не был Владимировичем, хотя был наполовину русским – по матери. «Мама у меня русская, она из семьи староверов, более трех веков живших в Литве», – рассказывал он. А литовцем был его отец, участник Великой Отечественной войны Антанас Туминас, который позднее взял более «советское» имя Владас, или Владимир. Тогда это был еще Советский Союз, где не было проблемы «чужеродности», и в том, как весь театральный мир называл Туминаса – «литовец, состоявшийся как феномен русской культуры», – не было никакого специфического подтекста.
До поры до времени. Нулевые, когда Туминас руководил двумя театрами, в Москве и в Вильнюсе, были расцветом, когда российскому театру все было можно, когда в Москве и Питере было интересно, когда что ни спектакль, то хит, и Москва считалась театральной столицей Европы, когда имена режиссеров и писателей из России стояли в ряду крупнейших мировых мастеров. Они и сейчас там стоят, но все чаще с обидной припиской «иноагент». «В моей жизни все время смешиваются Литва – Россия, Россия – Литва. Я в России не ощущаю себя таким уж чужим. Но это разделение – русский или литовец? – все равно заставляет искать родину», – говорил о себе русский литовец Туминас.
«Всё царей каких-то играем!»
Римас Туминас был очень красивым человеком. Во всем и до конца. Когда он после премьеры выходил в фойе к зрителям, в театре как будто подкручивали свет. Кажется, каждый хотел подойти поближе, заглянуть в его глаза, послушать, что скажет о театре, о спектакле, о замысле и о жизни. Потому что театр и был его жизнью. «Главное в театре – это вкус, – говорил он. – Никакой талант не спасет, если нет вкуса… Мы так привыкли к обману в жизни. Он стал обыденным и простым. Но только не в театре. Театр должен этот обман взрывать. И прийти к чистоте. Вот это и есть, наверное, поиск стиля – идти к чистоте. А самое главное, к порядку и строю». Туминас говорил: «Нет гениальных спектаклей, нет шедевров, ничего нету. Это всё выдумки. Мы любим иногда бросаться этими словами. Есть «дежурные» гении. И есть Пушкин. Пошлость и невежество очень близко примыкают, прилипают, пристраиваются именно к современности. А к классике пошлость не идет. Боится. Она там погибнет… Стиль – это чистота. И поиск стиля – путь к чистоте» – так говорил Туминас, выбрасывая из спектаклей второстепенное, не допуская постмодернистских фокусов и перепевов. Во всем, что он делал, был ясный смысл и чистота.
Туминас пожалуй что соглашался, когда его спрашивали, или, вернее, утверждали в форме вопроса, что его спектакли говорят о вечности, о человеке и душе. Но в последние годы уточнял: «И о том, что мы обмануты жестоко жизнью. И о том, чем занят Бог, если Он забыл о нас. И о том, что нам надо ждать Его». «А я инопланетян очень жду! Так жду! – сбивал «высокую печаль» Туминас, смеясь, в беседе с главным редактором журнала «Театрал» Валерием Яковым. – Мы оглянемся друг на друга и поймем, кто мы такие. А то мы всё царей каких-то играем да генералов с погонами. Нам станет так неудобно, так стыдно! Стыд и должен нас очистить, разрушив ложь и обман. И мы снова начнем собирать жизнь по крупицам».
/Анна Балуева.
ПОДДЕРЖИВАЙТЕ НАС НА podpiska, ПОДПИСЫВАЙТЕСЬ НА ТЕЛЕГРАМ-КАНАЛ sobesednikru