Повесть «Яма», написанная больше ста лет назад, не входит в школьную программу по литературе, но на книжных полках желторотые юнцы ищут именно ее и нервно мусолят страницы с описанием утех публичного дома.
Телевидение тоже сумело заманить зрителей экранизацией, и мужчины пришли в восторг от актрис, играющих проституток, а дамы обзавидовались кружевному неглиже. Московский Театр песни вообще переименовал «Яму» в «Омут любви», и публика решила, что это водевиль с топотушками… Такого ли эффекта ожидал Александр Куприн, когда писал обличительную повесть о торговле юными девушками в публичных домах? В «Яме» почти документально рассказывается о целом квартале борделей всех уровней, где секс-рабынь продавали от 2 рублей до 15 копеек. Город, где все это происходит, Куприн прямо не называет, но нетрудно догадаться, что речь идет о Киеве.
«Получи автограф, мерзавец!»
Лютой морозной ночью молодой Куприн возвращался домой. И вдруг из подворотни выскочил рослый дядька и потребовал деньги, часы и пальто… Деньги в кошельке литератора никогда не задерживались, любимые часики давно тикали в ломбарде. Ну, а мерзнуть писатель не пожелал – и поэтому вместо поношенного пальто с собачьим воротником грабитель получил «автограф» в челюсть вкупе с неизящной словесностью. Кто-кто, а Куприн знал толк и в боксе, и в матерщине, ну и конечно, в бабах, пополняя жизненный опыт и словарь в уличных драках, в кабаках и борделях.
Александр с юности кутил на полную катушку: водку употреблял отнюдь не наперстками, во хмелю силушку не сдерживал и однажды, защищая проститутку, даже сбросил могучего городового с моста в реку. А еще Куприн имел привычку ночи напролет кутить с цыганами, а потом, каясь, обещался уйти в монахи. Друг-писатель Вересаев, вытаскивая его из загулов, упрекал: «На вас смотрит вся читающая Россия, а вы?»
Три истины Александра Куприна
Свой первый рассказ он написал еще в военном училище и «за бумагомарание» получил двое суток карцера и 10 рублей гонорара. Литературную славу Куприну принесли сентиментальные повести «Олеся» и «Гранатовый браслет», которые сделали его более известным, нежели тогдашний Чехов. Но это не остановило насмешки над вечно сонным пьяницей, которого будили ледяной водой или словом «коньяк». Современники шутили: если истина в вине, сколько истин в Куприне?
Читающей России писатель открыл три свои истины: светлую – о любви, серую – о буднях брака и темную – о проституции. За первую детскую любовь маленького Сашу выпороли: он обнял девочку на танцах в сиротском доме… О своем первом супружестве Александр написал так: «Мужчина в браке подобен мухе, севшей на липкую бумагу; и сладко, и скучно, и улететь нельзя». Войдя в загул, Куприн как-то притащил в свой дом собутыльников и публичных девок. И за это жена разбила графин о его голову, а он поджег вечернее платье прямо на супруге. Чтобы не убить друг друга, они развелись.
От скуки, хронического пьянства и непотребства Куприна спасла фронтовая сестра милосердия Елизавета, ставшая его любимой женщиной на всю оставшуюся жизнь. Перед смертью он успел сказать ей, что она – самое лучшее, что есть на земле! Благодаря кроткой Елизавете писатель открыл себе и миру истину о любви: «Тысячу раз может любить человек, но только один раз он любит». А о продажной «любви» Куприн написал повесть-приговор «Яма»: в борделях профессионалки, боясь и презирая «двуногих негодяев», лгут лицом, голосом, телом и награждают болезнями, а клиент пыжится как дурак: ах, какой он самец-красавец!
«Проституцию остановит… расстрел!»
В России при четырех последних царях проституция была легальной и потому под надзором медиков и жандармов. Полицейская статистика такова: 50% мужчин посещали бордели, в которых работали до 10% женского населения. Революция 1917 года закрыла публичные дома, проститутки стали уличными нелегалками – и число венерических болезней выросло в 600 раз. И большевики предложили расстрелять несколько тысяч проституток, чтобы искоренить буржуйскую заразу. В итоге все-таки расстрел заменили на ссылку и принудительно-трудовое перевоспитание.
«Яму» Куприн написал за 10 лет до революции. Одни, не читая, назвали повесть неприличной и безнравственной. Другие, не желая знать правду, восприняли ее как пощечину обществу и клевету на Россию. Третьи, прочитав взахлеб, произвели Куприна в последователи маркиза де Сада. В 1915 году издательство, опубликовавшее «Яму», было привлечено прокуратурой к ответственности «за распространение порнографии». Кстати, даже Лев Николаевич Толстой посчитал автора растлителем юношества и возмутился тем, что Куприн наслаждается, описывая физиологично сцены в публичном доме: «Грязно это». А вот Чуковский, напротив, поддержал «книгу великого гнева» и сочувствия к падшим, которую Куприн посвятил матерям, чей долг – уберечь юношество от падения в яму. «Пу-бли-чная!.. Это значит, ничья: ни своя, ни папина, ни мамина, ни русская, ни рязанская, а просто – публичная…» Значит, и жалеть ее некому. Куприн считал проституцию еще более страшным злом, чем война и мор: война кончается, мор лечится, а проституция? «Есть ли рецепт? – спрашивает писатель и отвечает с горечью: – Рецепта я не знаю…»
P.S. Если посчитать количество уголовных (организация притонов) и административных (занятие проституцией) дел, похоже, что сегодня в России все те же 10% населения продают секс-услуги.
/Александра Бондарева.
ПОДДЕРЖИВАЙТЕ НАС НА podpiska