Александр Демидов («Квартет И»): Для смеха сегодня мало поводов

Актеры Камиль Ларин, Александр Демидов, Леонид Барац и Ростислав Хаит (слева направо). Фото: «Централ Партнершип»

Этой весной выйдет в прокат новый фильм «Квартета И» «Один день в Стамбуле». На экране – снова знаменитая четверка. С одним из них – Александром Демидовым – «Собеседник» поговорил о том, как мешает ему образ дурачка, как делят деньги в «Квартете» и почему этот коллектив любит министр обороны России.

«Когда-то лепетал не задумываясь, а сейчас любое слово может вызвать негатив»

– Александр, помню, раньше в феврале вы участвовали в таком музыкальном проекте – «День защитников хорошей музыки». Но в последние годы этих концертов уже нет. Почему? Хорошая музыка закончилась?

– К сожалению, тот проект не превратился в какой-то многомасштабный фестиваль. Эта история была вокруг моей музыки, ведь в свое время я записал три своих музыкальных альбома. Но войти в тот музыкальный круг оказалось трудным делом, потому что уже присутствовало некое давление моего образа, сложившегося у зрителя, – этакого дурачка, простого русского парня из спектаклей и фильмов «День радио», «День выборов». Поэтому занять место какой-то своей серьезной или разнообразной музыкой, объяснить публике, что я, оказывается, еще могу и это, было очень сложно. А мне-то казалось, наоборот: будет легко, все двери открыты, если тебя узнают. Причем на радиостанциях были готовы к тому, что запоет Ростислав, Леонид, Камиль – но чтобы Саша запел?! Любой мой шаг влево-вправо, особенно в сторону каких-то серьезных мыслей, со своей философией, – это сложно воспринимается. Поэтому приходится констатировать, что на сегодняшний день многого мы добились только как «Квартет И».

– Помнится, в фильме «О чем говорят мужчины. Простые удовольствия» ваши герои смеются сами над собой, над своим юмором: дескать, уже повторяемся…

– Да-да, такая мысль была. Понимаете, за 30 лет, что существует наш коллектив, уже сложно быть свежими и всегда оригинальными. Повторы невольно могут быть. Можно меньше повторяться в театре, например, потому что во время спектакля может быть разная реакция публики и возможна импровизация. А в кино с этим сложнее. Знаете, конечно, у нас произошло некое расставание с иллюзиями, поскольку мы перешагнули возрастной пятидесятилетний рубеж. И что бы ни говорили, но кризис среднего возраста есть: вопросов становится больше, и все уже не так легко, как раньше. Хотя, казалось бы, должно быть наоборот: есть популярность, публика, возможностей больше, но…

С подобным кризисом, наверное, справиться нельзя, но можно смириться. Как, например, мне приходится смириться с тем, что моя музыка никогда не дойдет до широкого зрителя. Многолетний опыт уже помогает иронично относиться к тому или иному даже не очень позитивному вопросу.

– То есть получается, как у Пугачевой в песне «Арлекино»: «Смешить мне вас с годами все трудней…»?

– Нет, в «Квартете» мы до сих пор оттачиваем свое мастерство друг на друге. Один сказал слово, другой продолжил, третий углубил, четвертый додумал. Понятно, что так, как раньше, рассмешить сложно, но в этом-то и плюс, потому что есть куда еще развиваться в юморе, это подталкивает тебя придумать что-то более оригинальное. Мне кажется, мы все-таки не превратились в таких нудных пожилых людей… Хотя, когда звучит детский возглас: «Можно с вами сфотографироваться? Вы – любимый артист моей бабушки!» – это вводит тебя сначала в странное состояние. А потом понимаешь: да, ты вполне мог быть дедушкой. И вот такие ситуации уже стараешься перевести в анекдот. Бывало, раньше: вскочил, почистил зубы и побежал. А теперь нужно полтора часа, чтобы ожить, привести ногу или плечо в порядок. Еще и над лицом поработать. Да и вообще, войти в состояние хотя бы удовлетворительное.

– Раздражает, что в жизни от вас часто ждут, что сейчас вы рассмешите?

– Нам это даже нравилось. Конечно, раньше, когда мы оказывались где-то за столом, тянули эту лямку, чтобы как-то оживить: байки, анекдоты, тосты. Сейчас мы меньше стали ходить в компании, особенно все вместе. У каждого своя семья, дети, дом, кошечки, собачки, свои бытовые проблемы. Да и для смеха сегодня мало поводов.

– И шутить сегодня небезопасно…

– Конечно. Посмотрите, что происходит вокруг! Все поделились на разные лагеря. Когда-то лепетал что-то не задумываясь, а сейчас любое слово или оценка может в противоположном лагере вызвать негатив. В этом плане жить стало тяжелей. Но, знаете, дни бегут, годы бегут, и нам остается в этом времени лишь контролировать себя. Конечно, иногда возникает и внешняя цензура, и самоцензура, когда «давайте на всякий случай об этом не будем говорить». Мне бы не хотелось приводить какие-то конкретные примеры… Но мы отвечаем за свой юмор, стараемся, чтобы люди не пожалели, что пришли на наш спектакль или фильм. Знаете, я заметил, что зрители стали нас благодарить по-другому. Например, раньше, грубо говоря, аплодировали, мол, «спасибо вам за спектакль, вы – классные ребята!» А сейчас еще и добавляют: «Вы спасли нас от депрессии, вытащили из того ужаса, который происходит там, за стенами этого зала».

«Я такой просоветский товарищ»

– Александр, а сегодня такой фильм, как «День выборов», возможно было бы снять и выпустить?

– Конечно, нет. Сегодня и к выборам-то относятся по-другому. Эта история такой разудалой хлесткости и таких свободных высказываний сейчас, мне кажется, невозможна. Сегодня лучше промолчать, не раскачивать лодку. Ведь многие темы, о которых мы говорили в этом фильме, сегодня находятся так или иначе под запретом. И на эти темы, как на красную тряпку, многие могут реагировать, мягко скажем, неспокойно.

– Политики каким-то образом пытались привлечь «Квартет И» в свои кампании, партии?

– Не припомню таких предложений. У нас среди политиков есть свои поклонники, с кем-то мы знакомы. Например, знаю, что Сергей Шойгу ходил на наши спектакли и фильмы тайно, без охраны, потому что его дочь нас любит… Но чтобы предложить нам как-то поучаствовать в политической жизни страны – не было такого, чему мы очень рады. Понимаете, опять же если ты пойдешь в какой-то лагерь, то другой лагерь будет тебя проклинать. Мы занимаемся тем, что умеем. Вообще, когда артист идет в политику, это становится не смешно и страшновато.

– Как думаете, зачем они туда идут? За деньгами?

– Я, как человек, обладающий знаниями об энергии и о том, как можно ею управлять, как ей поддаваться, чувствую, что власть, политика сильнее, чем просто актерская энергия. Это уже не просто управление публикой, но какой-то другой, больший масштаб. Политика, власть, деньги – это уже, наверное, пик, где тебя может разорвать на куски. Хорошо, что нас ТАМ нет.

– Как вы относитесь к тому, что пять лет назад вам присвоили звание «Заслуженный артист РФ»?

– С долей иронии. Да, по-моему, я бесплатно могу ездить в общественном транспорте, а потом будет еще и прибавка к пенсии. И, если не ошибаюсь, меня должны будут похоронить в пределах Московской области. Кто-то принципиально отказывается от этих званий, потому что они (звания) себя изжили. А нам было приятно. Почему бы и не похвастать цацками, которые висят у тебя на парадном пиджаке?! Я же такой просоветский товарищ. И успел поработать в комсомоле, который пытался разрушить, был секретарем комитета комсомола всей школы… Ну что скрывать, артисты – народ тщеславный. Звание поддерживает наше самолюбие. И вот идешь дальше с этим ощущением: «Я – заслуженный артист». Во всяком случае, я этого не стесняюсь.

– Помнится, «Квартет И» в свое время организовал «Бюро добрых дел». Сегодня это работает?

– Как только мы юридически зарегистрировали нашу марку – «Квартет И», так сразу же стали помогать различным фондам, участвовать в благотворительных акциях. Например, в ГИТИСе мы учредили стипендии, которые платим отличившимся студентам. И это продолжается до сих пор. Таких моментов много, хотя своего фонда у нас нет. Конечно, возникает законный вопрос: а почему инвалидам помогают люди, а не государство? Но мы живем в такой стране, где вопросы к власти всегда будут задаваться. Почему такие дороги? Почему такие бюрократы? Нам же остается только надеяться, что во власти появится больше людей – именно людей в настоящем понимании этого слова, – которые будут заботиться о других, а не о своей наживе. Мы же делаем то, что чувствуем, что может как-то помочь людям. Помню, даже костюмы из наших спектаклей продавали на аукционах, чтобы деньги передать на благотворительность.

Бабы и бабки

– Часто в творческих коллективах, когда они достигают популярности, начинаются споры: кто сколько вложил в этот успех. Отсюда и некий дележ денег. Вы с этим столкнулись?

– Мне кажется, разлады в таких коллективах возникают по двум причинам: бабы и бабки. Вспомните мировые истории, когда женщины влияли на распады групп – Beatles, например. И конечно, ссоры из-за выяснений, кто больше сделал, кто больше сочинил и так далее. Отсюда – и кто сколько должен получать. К счастью, мы в «Квартете» сохранили человеческие отношения, и, грубо говоря, не родилась та Йоко Оно, которая бы кому-то нашептала в ухо, что кто-то более или менее талантлив. Мы и на сцене не распределяем успех: кому-то больше аплодируют, кому-то меньше. Нет! Весь успех мы делим ровно на четыре части. У нас нет «Я», а только – «Мы», в этом наша сила.

– А деньги? Например, кому принадлежит бренд «Квартет И»?

– Пятерым: нашему квартету и главному режиссеру Сергею Петрейкову. Пять долей, пять равноправных распределений всего, чего мы достигли за эти годы.

«Уже идешь по жизни с оглядкой…»

– Скоро выйдет на экраны новый фильм «Квартета И» «Один день в Стамбуле». А почему Стамбул? Туда легче в сегодняшнее время попасть, чем, скажем, в Париж?

– Так получилось: ребята написали пьесу «Один день из смерти Вадика Беляева», где герои оказываются в Стамбуле. Ну вот так случайно выбрали именно этот город. Тогда никто не думал, дружественная та или иная страна или нет, локация сложилась сама по себе. И прекрасно мы там работали. Бригада была интернациональная: и русские, и турки. И никто к нам негативно не относился, все было по-дружески. Мы занимались работой, а не политическими вопросами.

– Как-то Александр Цекало сказал про «Квартет И»: «С телевидением у них роман не складывается…» Как вы думаете, почему? Ведь были же какие-то попытки производства своих программ…

– Думаю, тут несколько причин. Во-первых, на телевидении нужно на-гора выдавать огромное количество материала, что любого выхолащивает. Это как актерский темперамент: можно сразу все выдать, а можно постепенно, по чуть-чуть. Во-вторых, мы всегда хотели быть самостоятельными: сами пишем, сами принимаем решения, сами ставим. И не хотим подстраиваться под какой-то формат, под продюсера, под рейтинг. Если хотите, под ту же цензуру. И в-третьих, существует кармическая история. У нас в институте была концертмейстер Людмила Александровна, которая перед нашими студенческими спектаклями нас (один – русский, другой – татарин и два еврея) крестила. И вот однажды она нам сказала: «На телевидение вам нельзя, там – бесы!» И вот таким образом, своим крестным знамением, поставила заслон. Сколько бы мы ни начинали, с кем бы мы ни делали пилотные передачи – все слетало. После нас закрывались и программы, и даже целые телеканалы. И романа с телевидением не получилось. Мы с этим тоже смирились и относимся к этому с иронией.

– Александр, памятуя о том, что вы родом из Свердловска – Екатеринбурга, не могу не спросить. Столько оттуда известных музыкантов, политиков (первый президент России, например), столько там знаковых событий произошло (тот же расстрел царской семьи)… Не случайно так?

– Ну вот такая столица Урала! Славится и талантами, и поводами, чтобы говорить об этом городе, об этих людях, которые там родились. Хотя я, например, жил там только до семи лет, переехал в Рязань и приезжал в Екатеринбург лишь в гости к бабушкам и дедушкам. Поэтому сказать, что я натуральный свердловчанин, не могу. Но, безусловно, этот город один из значимых культурно-политических центров нашей страны. И в том, что именно там расстреляли царскую семью, есть какая-то мистика, судьба.

– А вы были в Ельцин Центре, который некоторые наши именитые граждане призывают закрыть?

– Был. И могу сказать: не надо его закрывать. Вообще любой запрет, любой призыв к закрытию, к расстрелу, к арестам, к конфискациям – это не те слова, которые я бы хотел, чтобы они применялись.

– Когда вам исполнилось 45 лет, вы написали такое грустное стихотворение, где задумались о смерти. Не рановато ли?

– Смерть – это такая финальная точка, там страшно, там непонятно. А если там ничего нет, то как же так?! Мне кажется, об этом задумывается каждый адекватный и здравомыслящий человек независимо от возраста. Помните, как в советское время было выражение: «Я себя под Лениным чищу!» А тут можно вставить: «Я себя под смертью чищу!» И вот этот страх, неизвестность, они дают тебе возможность собраться, что ли. Уже идешь по жизни с оглядкой через левое или правое плечо. Понимая прежде всего ценность жизни и всего того, что в ней происходит.

/Олег Перанов.

ЧИТАЙТЕ НАС НА sobes.press, ПОДПИСЫВАЙТЕСЬ В дзен, ПОДДЕРЖИВАЙТЕ НА podpiska