20 ноября на 90-м году жизни скончалась писательница и правозащитница Нина Семеновна Катерли. Она в некоторой степени была душой постсоветского Санкт-Петербурга. Кажется, про нее, как и про булгаковского Мастера, Воланд мог сказать: «Она заслужила покой». Но нелепый арест в Москве ее внучки – режиссера Жени Беркович – в конце жизни невольно добавил неоправданных переживаний…
Место, где исчезают люди
– Нина Семеновна называла родной город и Петербургом, и Ленинградом, – рассказывает «Собеседнику+» ее дочь, правозащитница, филолог и журналист Елена Эфрос. – Ленинград – это тот город, в который она вернулась из эвакуации в 1944 году. Она родилась и выросла на Петроградской стороне. Там была большая коммуналка, из которой летом 1941-го ее увезли в город Шарья Костромской области. Там, в эвакуации, она мечтала, что когда вернется в Ленинград, то встанет на колени на улице и поцелует эту землю. И в 10 лет она это сделала. «Выйдя из машины у подъезда нашего дома, я опустилась на колени и поцеловала тротуар», – писала мама в воспоминаниях. Это было на Малом проспекте Петроградской стороны, недалеко от того места, где мы живем сейчас.
В жизни и творчестве Катерли всегда было два города: один – непарадный Петербург-Ленинград, город дворов, обшарпанных домов и бедно одетых людей, а другой – тот, где из окон видны Нева и Летний сад. В рассказе «Ырвщ», написанном в конце 1970-х и опубликованном в 1986-м, действие происходит в одном из длинных жутковатых дворов на Мойке – сейчас его уже нет. Это была целая анфилада грязных дворов, уходящих во тьму. Рядом – жилконтора, где служил герой рассказа, неграмотный Кувалдин, тут же поблизости – магазины, в которых вечно стояли скандальные советские очереди. А в пяти минутах ходьбы – Дворцовая площадь и Эрмитаж. «Изнанка и лицевая сторона всегда бывают равны по величине», – пишет Нина Катерли.
В другом рассказе, «Чудовище» (1977), по которому в 1990-м сняли одноименный мультфильм, описана типичная питерская коммуналка. В одной из комнат живет противное Чудовище. Раньше оно тиранило жильцов, не давало им проходу, а со временем состарилось, утратило свои магические способности, с него сыплется чешуя. Чудовище уволили с работы в Кунсткамере, теперь оно слабое и голодное, и злая соседка мучает его, пользуясь тем, что оно не может дать отпор. А добрые соседки его жалеют и подкармливают.
И это всегда так в ее книгах. С одной стороны – реальная жизнь города с ее бытовыми особенностями, правилами и проблемами, с разными людьми. С другой – поле действия фантастических сюжетов. А с третьей – вечные ценности, которые есть и в городских сказках, и в реалистической прозе, на которую перешла поздняя Нина Катерли.
Перешла-то она перешла, но как отличить фантасмагорию от реальности? В повести «Треугольник Барсукова» из сборника «Земля бедованная» (1980) есть загадочное место на Сенной площади, где исчезают люди. Но в памяти маминого поколения еще были живы годы репрессий, когда люди исчезали по-настоящему. И сейчас, когда ее поколение уходит, есть опасность, что те времена вернутся. Уже возвращаются. Мама пыталась делать всё от нее зависящее, чтобы этого не допустить.
Земля бедованная
Политическим активизмом Нина Катерли занималась с конца 1980-х, – продолжает Елена Михайловна. – Туда ее занесло в годы перестройки, когда в Ленинграде, в Румянцевском саду, начались антисемитские выступления общества «Память». В 1988 году она написала для газеты «Ленинградская правда» статью «Дорога к памятникам» – о том, что нынешние антисемиты возникли не на ровном месте, их выкормил антисемитизм государственный, советский, и привела в качестве примера книгу Александра Романенко «О классовой сущности сионизма», где были почти дословные цитаты из «классиков» германского нацизма. Романенко подал на Катерли в суд гражданский иск – и проиграл процесс: время было уже другое.
В итоге она втянулась в общественное движение, дружила с академиком РАН, одним из главных идеологов и «архитекторов перестройки» Александром Яковлевым, с известным правозащитником Львом Пономаревым* и депутатом Михаилом Молоствовым, состояла в партии «Яблоко», переписывалась с политзаключенными.
10 лет назад вышла последняя книга Катерли «Земля бедованная», которая состояла из старых повестей и рассказов, написанных в XX веке. Я сделала к ним комментарий, где попыталась объяснить советские реалии для молодого поколения. Мы ведь были уверены, что все это больше никогда не повторится. А тем временем наступил март 2014-го…
Когда в мае 2023 года мою дочь, ее внучку, театрального режиссера и драматурга Евгению Беркович отправили в СИЗО по обвинению в публичном оправдании или пропаганде терроризма (ей грозит от 5 до 7 лет лишения свободы. – Авт.), мама отнеслась к этому по-боевому – воспрянула, как старая полковая лошадь при звуке трубы. Помню, к нам пришли с обыском, и я попросила ее срочно позвонить нашему питерскому депутату от «Яблока» Борису Вишневскому. Обыскивающие пригрозили, что отберут телефон, но она только прикрыла дверь и продолжила говорить тихо-тихо. Да, женщиной она была смелой и ничего не боялась! Но, конечно, очень переживала за внучку, и это не могло не сказаться на ее здоровье, особенно на сердце.
Друзьям Жени удалось добиться того, чтобы ее привезли проститься с бабушкой. 25 часов дочь везли под конвоем в Санкт-Петербург из московского СИЗО-6 «Печатники» и обратно в неотапливаемом автозаке, из которого всего дважды за это время вывели в туалет – в наручниках! Бабушка не могла и предположить, что внучка так попрощается с ней. Вообще сейчас реализуются самые фантастические из ее сюжетов. На днях мы с мужем ездили забирать из крематория урну. Долго плутали по диким задворкам Питера – пустыри, гаражи, потом поле и лес, и все эти окраины почему-то названы именами сподвижников Петра Первого: Шафировский проспект, Меншиковский проспект, Брюсовская и Репнинская улицы, прямо как у Пушкина в «Полтаве»: «…и Брюс, и Боур, и Репнин». Валит снег, такси пробирается между сугробами – наконец добрались. В самом крематории безлюдно. Контора, где урны выдают, тоже где-то на задах – сидим ждем очереди. И тут, я вижу это через стеклянные двери, появляется взвод курсантов в форме и с автоматами. Выстраиваются в шеренгу по колено в снегу: спиной к крематорию, лицом к конторе. Нигде никакого намека на чьи бы то ни было похороны. Построившись наконец, курсанты поднимают автоматы, дают несколько залпов в нашу сторону и маршевым шагом уходят прочь. И я немедленно вспомнила мамин роман 1980 года под названием «Червец», где подобные фантасмагории в порядке вещей.
У Нины Катерли есть сказка «Нагорная, 10» первой половины 1970-х. По этому адресу живет смерть. Когда срок земной жизни человека заканчивается, он получает повестку и приходит на Нагорную, 10. Смерть внимательно слушает каждого и открывает ему дверь, а там… там для всех – разное. Влюбленный спешит на свидание. Профессор-математик попадает на поле с одуванчиками, где играет со своим внуком. Одинокая женщина видит дом, где ее ждет семья. Я верю, что если бы Нагорная, 10 существовала на самом деле, то, выйдя из той двери, мама оказалась бы на Марсовом поле, через которое она с собакой идет встречать папу с работы – к остановке автобуса на Суворовскую площадь. Был у них такой ежевечерний ритуал.
/Елена Мильчановска.
*Власти РФ считают иноагентом.