Архиепископа Апостольской православной церкви (АПЦ) Григория Михнова-Вайтенко задержали 17 февраля 2024 года за то, что он планировал отслужить в Петербурге панихиду по Алексею Навальному*. Из отделения полиции священника увезли в больницу с подозрением на инсульт. Опасения, к счастью, не подтвердились.
«Нормальная реакция любого верующего»
– Отец Григорий, как сейчас ваше здоровье?
– Ничего, нормально. В пределах допустимого в соответствии с диагнозом.
– Прекратилось ли на вас давление полиции?
– Я не знаю, прекратилось или нет. Я считаю, что никакого закона я не нарушал – ни Божеского, ни человеческого.
– Задам немного наивный вопрос, но почему вы решили после смерти Алексея Навального* отслужить по нему панихиду?
– Помолиться об упокоении новопреставленного – нормальная реакция любого верующего человека. В Санкт-Петербурге мы традиционно собирались в Троицком сквере, у памятника узникам ГУЛАГа, в том числе в ковидные времена, когда действовали ограничения. По закону Санкт-Петербурга религиозные ритуалы выведены из понятия массовых мероприятий и не считаются митингами или пикетами. Это было исключительно мое решение направиться туда, я никого с собой не призывал. Мы регулярно служили там панихиды о Борисе Немцове, Анне Политковской, о погибших на специальной военной операции – причем два года назад были серьезные дискуссии о том, можно ли молиться о солдатах. Мы молимся. Молиться нужно обо всех – и о друзьях, и о врагах. В Евангелии сказано, что чем мы отличаемся от язычников, если любим только тех, кто нас любит.
«Давления государства на нас нет»
– Судя по РПЦ, Московский патриархат сейчас любит тех, кого ему указывает любить государство. Заподозренных же в нелояльности к власти, как Андрея Кураева** или Алексея Уминского, изгоняют…
– Я не думаю, что это государственный заказ. У нас есть множество различных религиозных организаций, использующих в своем названии слово «православная». И у каждой из них есть свои собственные соображения, как выстраивать отношения с партийными, коммерческими и другими структурами и как выстраивать собственную, извините за термин, кадровую политику. В религиозной организации под названием Русская православная церковь Московского патриархата сейчас вот такая, скажем, кадровая политика. Как юридическое лицо она полностью самостоятельна в ней. Я не думаю, что кто-то из администрации президента давал указания, чтобы, предположим, отца Андрея Кураева** убирали из числа священнослужителей.
– Алексея Уминского восстановил в сане Вселенский патриархат. Зачем Константинопольская православная церковь берет под свое крыло гонимых из РПЦ священников?
– У Константинопольского патриархата в Европе есть общины без священнослужителей. Священники им регулярно нужны. Уйти туда на самом деле не очень сложно – нужно просто переехать за границу, к месту служения. В 2014-м у меня тоже была такая возможность, но у меня не было ни денег на переезд, ни оснований просить об убежище. Поэтому не сложилось. Да я и не очень хотел. Обычно священникам Константинопольского патриархата в Европе нужно на что-то жить. Кормиться от прихода, как чаще всего происходит в РПЦ, там невозможно. Приходы достаточно бедные и живут скромно. Настоятелю, конечно, прихожане регулярно помогают деньгами, но полноценной зарплаты из этого не получается. Особенно учитывая, что священники обычно люди семейные с большим количеством детей. У нас в АПЦ, кстати, тоже нет кормления от прихода.
– В РПЦ в свое время было сильное либеральное крыло, связанное с повлиявшим на вас Александром Менем и Глебом Якуниным, участвовавшим в создании АПЦ. Почему его постигла неудача и Московская патриархия не стала существовать без тесного взаимодействия с государством?
– Дело совсем не в либеральности. Многие православные церкви, существующие не одну сотню лет – те же самые старообрядцы, – проходили массу всяких разных искушений в отношениях с государством. Дело в моделях церковности. Их по большому счету существует две. Первая модель – это зеркало государственной системы. По этой модели, собственно говоря, выстроена Римско-католическая церковь. Будучи независимой от светских властей, тем не менее она абсолютно зеркалит светские принципы и создает собственную властную вертикаль, собственную империю. И православные патриархаты – это такая же имперская модель со своими Ватиканами. Поэтому они заботятся обо всех этих вопросах власти: признании или непризнании, запрещении или разрешении в служении, дружбой с одними и враждой с другими.
Но сейчас же не двенадцатый век на дворе! Времени с тех пор много прошло. Люди живут уже по-другому, и способы коммуникации у них другие, в том числе дистанционные и цифровые. АПЦ, используя как раз современные способы взаимосвязи, продвигает вторую модель – модель апостольскую. Модель открытая, конфедеративная, где нет старших, а должность предстоятеля церкви – это не сан, не звание, а просто функция коммуникативного центра. Каждая епархия живет своей жизнью, решает свои задачи и преодолевает сложности, основываясь на евангельских представлениях. В Афинах, на Филиппинах, в России, в Африке или на Украине — везде всё по-разному.
Вопросы же, волнующие всех, выносятся на соборы, проходящие дважды в год. На последней сессии мы, например, обсуждали вопросы женской диаконии и дистанционного совершения обрядов. Какие-то практические вещи – кому и где служить, на каком языке служить, какие молитвы читать, каким календарем пользоваться – не требуют обсуждения и уж тем более санкции от высшей церковной власти. В этом заключается суть конфедерации. Судя по сохранившимся данным, христианские общины первых веков именно так жили. И сейчас, с учетом цифровых технологий, подобное возвращение к первоосновам христианской жизни становится наиболее актуальным. Я думаю, поэтому в мире идет довольно активный рост наших общин. Причем в них входит не русскоязычное население.
– Не терпит ли в России АПЦ притеснений со стороны государства и РПЦ?
– Нет, со стороны государства мы не получаем никакого противодействия. АПЦ зарегистрирована в Минюсте, сдает отчетность, создает новые организации. Глобального противодействия от РПЦ я тоже не замечаю. Мы у них точно не проблема номер один на повестке.
Изолятор с украинцами
– Вы давно уже занимаетесь тюремным служением. С недавних пор активно помогаете людям, содержащимся в симферопольском СИЗО-2. Почему им нужна помощь?
– В нем находится достаточно большое количество граждан Украины, задержанных за противодействие спецоперации, в том числе еще в Херсоне. Многим предъявлены тяжелые обвинения. Материалы дел в основном засекречены. У подавляющего большинства из них родственники остаются на Украине, соответственно передачи или свидания невозможны. Необходимость помочь этим людям очевидна, даже со стороны руководства изолятора это вызывает понимание. Человек взаперти, извиняюсь за выражение, дуреет, и начальству тоже не нужно нарушение установленного распорядка. А разговор и молитва со священником дают дополнительные смыслы в жизни. Кроме того, мы привозим им материальную помощь – холодильники, телевизоры.
– Арестованным украинцам, наверное, в силу моральных убеждений трудно принимать российскую помощь?
– Ну а что делать, если они оказались в безвыходной ситуации? Может быть, они предпочли бы, чтобы им другие люди помогали. Но за неимением другой возможности приходится принимать то, что есть. Спасибо им за это.
/Никита Ларин.
*Власти РФ даже после смерти считают экстремистом и террористом.
**Власти РФ считают иноагентом.
ЧИТАЙТЕ НАС НА sobes.press, ПОДПИСЫВАЙТЕСЬ В дзен, ПОДДЕРЖИВАЙТЕ НА podpiska