Актера, поэта, драматурга Вадима Жука называют одним из родоначальников российской сатиры на сцене. Известность к нему пришла во время перестройки, когда еще боялись, но вроде как было уже можно. В свое время острые актерские капустники Жука показывали по Центральному телевидению. Возможно ли подобное сегодня? Об этом «Собеседник» поговорил с нашим героем.
«Глупость – мать всех пороков»
– Вадим Семенович, не так давно прочитал очередное ваше произведение, где есть такие строки:
Нe снаряд, не ворона, не метeорит.
Это платoй за тачку и за ипотеку
В синем воздухе быстро и страшно летит
Килограмм человека… Мне сдается, он больше невосстанoвим,
Ни для Гали, ни для алкоголя.
Притяженьем навеки оставлен земным
На окраине минного поля.
По-моему, понятно, о чем вы там говорите. Сегодня могут ведь и заподозрить в чем-нибудь этаком…
– Это горькое, но, пожалуй, хорошее стихотворение. Дело в том, что мой отец был артиллеристом, воевал в Великую Отечественную. И я представляю, сколько килограмм человека отец заставлял летать по воздуху. Но у него была внятная, ясная, понятная цель: защитить город Ленинград, в котором жила его жена, старшие дочери, семья… А сегодня… Я противлюсь, чтобы по воздуху летали части только что живых людей. Боюсь ли говорить об этом? Понимаете, с юности привык быть откровенным человеком. Если на каждое «что тебе за это будет?» закрывать глаза и пугаться, то не будет тебе жизни никакой. А жизнь у меня одна. Я – христианин, верю в Высший суд гораздо больше, чем в земной. Поэтому хочу перед тем судом быть честным. Так хочется, чтобы эти азбучные истины, что людям надо жить в мире, усвоили и так думали все.
– А что им мешает?
– Посмотрите вокруг, изучите начало войн… Мешает мирно жить жадность, алчность, желание обязательно быть первым в непонятно каком беге и на какой дистанции. А еще и глупость – вот где мать всех пороков, а вовсе не лень, как многие говорят. Это же от глупости происходит непонимание, что у тебя – единственная жизнь! И нельзя так переступать Божьи и человеческие законы в этой единственной жизни.
– Мы сегодня встретились с вами перед концертом, в котором вы выступаете вместе с политиком Николаем Травкиным. Почему вдруг такой неожиданный тандем? На афише даже заявлено: «гиганты демократии и либерализма».
– Это мы так с Николаем шутим, а у него великолепное чувство юмора. В 1990-х я слышал его имя, но никогда ничего толком не понимал в политике. Мы недавно познакомились, начали выступать вместе. Мне показался интересным такой формат. Со сцены говорим со зрителями совершенно разным языком, и, по-моему, публике это нравится. По крайней мере, пока на наших
выступлениях аншлаги.
–А вы с политиками когда-нибудь дружили?
— С Анаталием Собчаком. Я был художественным руководителем фестиваля сатиры и юмора «Золотой Остап» в Санкт-Петербурге, а Анатолий Александрович помогал нам. Часто он бывал на наших мероприятиях, может быть, даже со своим учеником. Собчак был хорошего, тонкого юмора. Еще я много раз встречался с Сергеем Кириенко, когда он был банкиром и давал деньги на фестиваль театральных капустников «Веселая коза», который проходил в Нижнем Новгороде. За это ему честь и хвала. А что он делает нынче, меня не очень интересует.
– Я помню «Золотого Остапа», сколько там было юмора, пародий, смелых сатирических текстов. А сегодня подобный фестиваль возможен?
– Он был бы кастрированным, потому что сатира сейчас, к сожалению, невозможна. Власть – как мать девушки на выданье: не дай бог, скажут о ней что-нибудь нехорошее! Что она некрасива, что она уже не девушка, что готовить не умеет и так далее. А если убрать сатиру и «Золотой Остап» назвать просто фестивалем юмора, то он будет фальшивым. Понимаете, русская и советская сатира переживала разные эпохи, но она все-таки существовала. Имея такие мощные имена, как Салтыков-Щедрин, Козьма Прутков, Зощенко, Шварц и другие – такую эскадру сатирических кораблей, сейчас становится грустно. Хотя, думаю, сатира сегодня существует, но где-то глубоко в недрах интернета. И потом, сатирический роман сейчас вряд ли кто отважится писать, его не опубликуют. И сатирическую пьесу не примут к постановке. Да, кто-то поет сатирические песенки, пишет сатирические стихи и платится за это… Вообще, это грешно – убивать санитаров.
– Наверное, вы сейчас говорите о таких людях, как Семен Слепаков*, которого признали иноагентом, или другие стендап-комики, концерты которых срывают, которых штрафуют?
— Да-да, хотя я не большой любитель того, что делает Слепаков*, но он, несомненно, талантливый человек. Мне более близок Максим Галкин* — бесконечно талантливый! Он – орел какой-то, редкий вид юмориста, сатирика, который крайне образован. Помню, как я с ним беседовал, когда ему вручали «Золотого Остапа», и радовался, сколько он знает, как он начитан и как прекрасно понимает во всем, что происходит вокруг… Когда-то мы делали актерские капустники, которые стали известными благодаря телевидению. У нас это была форма идеологической борьбы с глупостями, с тогдашним пафосом. В 1990 году по центральному телеканалу шел наш двухчасовой спектакль-капустник, где мы высмеивали происходящее в стране… Я этим смело могу гордиться! Но сейчас такого даже представить не могу.
– А когда вы поняли, что публичной сатиры больше в России нет?
– Это произошло не мгновенно. Хороший яд длительного действия расходится не сразу. Но постепенно приходит ощущение, что этот яд расползается и убивает. Что касается лично меня… Если быть человеком нерешительным, не верящим, то это в самом деле может убить. Я же оптимистичный, уверенный в том, что еще настанет время, когда моя страна разрешит быть сатире, разрешит людям внимательно поглядеть на себя в зеркало, чтобы убедиться, как героиня пушкинской «Сказки о мертвой царевне и о семи богатырях», что можно оттуда (из зеркала) услышать и жестокую правду.
– Может быть, это началось в 2001-м, когда закрыли сатирическую программу «Итого» на канале НТВ, где вы писали тексты? А потом и ту команду НТВ разогнали…
– Понимаете, желание придавить ногтем у власти никогда не пропадало. Другое дело, какие были усилия, вырывающиеся из-под этого ногтя. У власти же есть почти законное право не любить сатиру. Они (власть и сатира) противопоставлены друг другу. Сатира не может быть официально разрешенной, но не должна быть окончательно придавленной. Когда Шварц написал пьесу «Дракон» в 1940-х годах, ее пропустили сдуру. Цензорам было страшно подумать, что это про Сталина, про современность. Пусть кто-то другой так подумает. Они пропустили это как обычную сказку. Зато потом постановку Акимова в Ленинградском театре комедии запретили.
«Вокруг бесовщина»
– Вы назвали себя оптимистом. Приведу строчку из вашего стихотворения: «Мы еще города наречем негромким именем Алёша…» Это вы посвятили Навальному**.
– В Петербурге у моей жены была мастерская на улице Пестеля, а рядом находилась улица Рылеева. Наверное, когда в Петропавловской крепости их шеи захлестнула петля, не многие думали, что имена этих людей будут увековечены… А пока вокруг бесовщина. Помните, как у Пушкина: «В поле бес нас водит, видно, да кружит по сторонам…» У этой бесовщины могут быть разные обличья, разные копытца, разные перепончатости крыла. Но от нее в конечном счете и время, и люди, и государство излечиваются.
– Есть такое устойчивое выражение, которое многим приписывают: «Власть боится поэтов». Это так?
– Власть боится хороших поэтов. Считается, что у каких-то поэтов есть дар предвидения. И это на самом деле так. Хороший поэт – это тонкая материя, он раньше других чувствует бурю над морем (помните, как у Горького в «Песне о Буревестнике»). Это может быть не в деталях, но в фактуре, в смысле. Слишком многое сгущается, чтобы мимо этого пройти… Но надо жить. Как у Сережи Никитина в песне: «Что же из этого следует? – Следует жить».
– Кстати, недавно концерт Никитина запретили…
– И это бред какой-то! Это большой сигнал о неправильности общества. Если запрещают Макаревича*, песни которого пели ВСЕ, Пугачеву гнобят, которую раньше любили ВСЕ, песни Сережи… Если уж они неугодны, тогда что же угодно?! Шаманушка с одной крепкой нотой?! Но это не может быть долго, обязательно должно произойти очищение. Если бы я в этом был не уверен, я бы уехал куда-нибудь в Южную Африку. Но я никуда не собираюсь уезжать, потому что это моя страна, а не дураков и подлецов. Я не могу говорить неласковую правду о своей стране, проживая за рубежом.
– Это сейчас от вас прозвучало как осуждение тех, кто уехал и оттуда критикует…
– Не исключено. Но я же говорю только про себя… Знаю прорву что-то говорящих людей, которые из-за рубежа указывают, кто и как должен себя вести здесь, и меня это злит. Потому что я-то знаю, как себя вести.
«Я – переживатель»
– Вадим Семенович, вы как-то сказали, что «наша страна – это пикник на обочине». Это памятуя известное произведение братьев Стругацких?
– И поэтому тоже. Я дружил с Борисом Натановичем Стругацким, лет двадцать был ведущим церемонии вручений премии в области фантастической литературы «Странник». Поэтому такие произведениямне близки тоже. Пикник на обочине – это потрясающая метафора. Это некая заметка человечеству, что не очень-то собой гордитесь. Что твоя планета и то, что с тобой происходит – это, может быть, чьи-то отходы, чей-то пикник. Мне бы страшно не хотелось, чтобы моя страна была на обочине! Но мы там оказались. На все, что творится в мире, мы подглядываем. Даже на чемпионат Европы по футболу или на Олимпиаду. Зато мы восхваляем себя. А не надо хвастаться! У нас такая большая, серьезная страна, что она не предполагает хвастовства…
Когда на какой-нибудь вечер входит красивая женщина, все видят: она красива, она хороша, умеет ходить на каблуках! И ей не нужно говорить: «Вот видите, какая я!» Свои достоинства надо выявлять в достижениях. Например, я сильно сомневаюсь, будут ли у нас в ближайшее время лауреаты Нобелевской премии. А мы же так гордились этими людьми! И не потому, что нету у нас умных, а потому, что у них нет возможности реализоваться. Или взять, к примеру, нашу балетную школу, которой мы раньше гордились. Я сильно не уверен, что теперь их пустят показать себя в мире. Это говорю не потому, что я – злобная сволочь. Я – переживатель. Не хочу, чтобы моя страна была лучше всех, таких не бывает. Это все равно что сравнивать стихи поэтов: кто лучше, а кто хуже. Страна должна развиваться и показывать достижения. Но ничего не бывает отдельно, все страны зависят друг от друга. Если посредине пустыни вырастает василек – это ошибка природы, а не закономерность.
– Как думаете, почему сегодня среди деятелей культуры, я бы даже сказал, модно стать членом правящей партии «Единая Россия» или пойти в депутаты?
– Это художник у власти. Например, театрик заполучить, как Сергей Безруков, хотя я уверен, что он не может руководить театром. Понимаете, у актеров очень подвижная психическая организация. Артист, который идет в политику, так легко может себя убедить в благих намерениях и так же умело убедит в этом других. Есть знаменитый немецкий роман «Мефистофель», где актер стал сотрудничать с властью и постепенно становится ее лицом. А потом он понимает свою ошибку.
– Вам предлагали нечто подобное?
– Да кому я нужен? Правда, в коммунистическую партию предлагали вступить, когда я играл в омском ТЮЗе. Я тогда чуть не умер от смеха, говорю: «Посмотрите на меня, какой из меня коммунист?!» И больше подобных предложений не поступало. Понимаете, как только делаешь первый шаг, предавая себя, наступает полная потеря всего.
– Сегодня у вас есть произведения, которые вы не будете читать со сцены по цензурным соображениям?
– Конечно. И это не самоцензура, это уважение и благодарность людям, которые тебе предоставили площадку. Но когда читаю со сцены за рубежом, я там свободнее.
– Вам не нужно заранее показывать ваши тексты устроителям концерта? Говорят, такое сегодня встречается…
– Пока не было. Знаете, я в свое время работал заведующим литературной частью Ленинградской областной филармонии и любой эстрадный номер носил редакторам «литовать» – так это тогда называлось. Это была ненормальная, но нормальность. Поэтому я ничему уже не удивляюсь в этом смысле. В царской России пьесы тоже проходили цензуру и часто не допускались. Например, «Горе от ума» Грибоедова. Поначалу печатались только отрывки пьесы, а полностью произведение было опубликовано лет через сорок. А вот «Ревизора» сдуру пропустили, да еще Гоголю заплатили четыре тысячи рублей. В свое время и пьеса Пушкина «Борис Годунов» была запрещена царем. Таких примеров много и тогда, и в Советском Союзе. А сейчас…
Мне кажется, люди снова стремятся окончить некий институт стукачества. Особенно из-за творческой зависти: а почему эти Акунины***, Быковы* вылезли, я ведь тоже талантливый! Вот сейчас мне захотелось сделать спектакль по книге Александра Герцена «Кто виноват?» Уверен, что это произведение многие или не читали, или забыли. Это история о том, как молодой человек приехал в провинцию с большим желанием изменить местную тухлую жизнь. Он идет в политику, на какие-то выборы. И вот глубинка открыла рот и начинает парня пережевывать. В результате он терпит фиаско. И Герцен, отвечая на вопрос «Кто виноват?», намекает, что вся страна такая.
/Олег Перанов.
*В РФ признан иноагентом.
**В РФ признан экстремистом и террористом.
*** В РФ признан иноагентом, экстремистом и террористом.
ПОДДЕРЖИВАЙТЕ НАС НА podpiska, ПОДПИСЫВАЙТЕСЬ НА ТЕЛЕГРАМ-КАНАЛ sobesednikru